«Я иногда произвожу впечатление своенравного человека, но на самом деле я просто принципиальный. В профессии, например, не терплю дилетантства. Не выношу, когда к работе относятся формально, ведь я сам полностью отдаюсь ей», — рассказывает музыкант, актер и драматург.
Статья опубликована на сайте: 7дней.ru
Фото: Андрей Федечко
— Максим, вы принимали участие в музыкальном шоу «Я вижу твой голос» на канале «Россия» в роли эксперта. Вам самому, как профессионалу, наверное, легко было разгадать, кто из игроков на сцене поет, а кто притворяется?
— Вовсе нет, там все довольно запутанно. Тренеры настолько хорошо поработали с участниками, что отгадать практически невозможно. Тот, кто действительно отлично поет, выступал так, как будто он этого делать не умеет, и наоборот. Заводная история! Азарт захватывает, нарастает, и становится по-настоящемуинтересно узнать, кто из героев умеет петь. Однозначно рекомендую шоу к просмотру, оно того стоит! Я слышал мнение, что время сейчас непростое, людям не до шоу. Но сам я с этим не согласен — в любое время нужно как-то развлекаться. Кроме того, участники имеют возможность выиграть крупную сумму —миллион рублей — в каждом выпуске. И потратить эти деньги на осуществление мечты. А они у наших участников замечательные — кто-то хочет разработать экскурсионное приложение, кто-то — построить дом для большой семьи, а кто-то — организовать свой небольшой камерный театр.
— Кстати, насчет денег. После 2020 года многие артисты поменяли свое отношение к работе, которой стало заметно меньше. Вы как относитесь к предложениям сняться, скажем, в рекламе? Что, если это будет реклама носков?
— Это всегда вопрос личного выбора и комфорта артиста. Удобно тебе рекламировать унитазы? Да пожалуйста. Мне — неудобно, но, к счастью, рекламы бывают разные — одни странноватые, другие совсем не стыдные.
С рэпером SТ, Аглаей Шиловской, Андреем Малаховым, Дианой Арбениной и Ларисой Рубальской на съемках шоу «Я вижу твой голос» на канале «Россия» Фото: КАНАЛ «РОССИЯ»
— Вы знаете цену деньгам, в том числе как глава большой семьи. Интересно, в каком возрасте вы ощутили потребность стать отцом? В молодости думали об этом?
— В молодости у меня были буги-вуги каждый день, «Секрет», гастроли, рок-н-ролл. И образ молодого отца со всем этим никак не гармонировал. Мне казалось тогда: «Ну нет детей и нет — и без них вон сколько всего интересного вокруг! Карьера отнимает так много времени, что не до детей». Тем более я был женат на Ире Селезневой - актрисе, причем успешной, сильно занятой в театре у Льва Абрамовича Додина, они гастролировали по всему миру.
— Между вами шла какая-то конкуренция?
— Знаете, я вам скажу честно, мне вообще не свойственна ревность к чьему-то успеху. У Иры же это было,но совсем немного. Она переживала из-за того, что я такой весь как бы звезда, а она пока не очень, а ведь начинали-то мы вместе. Потом я, уйдя из «Секрета», увез русскую девочку в еврейскую страну. Она сделала ответственный шаг, когда решилась на это. Пришлось ведь уйти из действительно прекрасного театра, где она очень хорошо себя зарекомендовала. Но Ира быстро стала популярной в Израиле, и чем успешнее у нее все складывалось, тем больше и больше я — чисто из эгоистических соображений — снимал с себя ответственность за переезд. Потому что все сложилось хорошо.
Говорили, что я уехал в Израиль для того, чтобы стать мировой звездой. Но эта страна не самое правильное место для осуществления этой цели. Меня часто спрашивают, почему я не уехал в Америку, или, например,в Германию, или в какую-то другую европейскую страну. Мне кажется, ответ очевиден: потому что я не итальянец и не немец. В какой-то момент мне стало интересно познать свою вторую половину. Про русские корни я довольно много чего знал: я вырос в России, мне понятна русская культура. А про еврейскую семью не знал ничего, поскольку семья была ассимилирована. Мы уехали с женой, с мамой, папой и родителями моей мамы, а у нее папа тоже был неродным. Всего нас было шесть человек, из них двое абсолютно русских— моя бывшая жена Ирина Селезнева и отчим моей мамы, Иван Андреевич Поляков. Это был 1990 год. Я был обязан отказаться от жилплощади — не своей, а государственной, отказаться от гражданства, а тогда это еще было гражданство Советского Союза. Я, впрочем, и не надеялся играть концерты в России, а жить в Израиле. Пытался строить свою жизнь именно там. В середине моей израильской жизни я работал прорабом, но это было скорее не про строительство, а про ремонт. Ничего не понимая в заделывании трещин, я все равно продолжал этим заниматься и в итоге, конечно, прогорел.
На сцене — бит-квартет «Секрет». С Николаем Фоменко и Андреем Заблудовским. 1987 г. Фото: Николай Малышев/ТАСС
— Когда вас узнавали, было неловко?
— Тут ситуация двоякая. Люди прекрасно понимали, что это работа, а работа не может быть неловкой. Тем более я продолжал давать концерты, служил в театре. Жил за счет этого. Довольно быстро начал сниматься на местном телевидении в сериале. Моими партнерами были израильтяне, которые отказались со мной разговаривать по-английски: «Говори на иврите, пожалуйста». Самое неправильное, находясь в другой стране, погрузить себя в родное «гетто» — русское, польское, чешское или какое-нибудь другое, где говорят только на твоем языке. В этом случае ты никогда не выучишь местный.
— Почему вы решили вернуться в Россию?
— Израиль здесь вообще ни при чем. Никакого разочарования эта страна у меня не вызвала. Причина была одна: я истосковался по языку. И через шесть лет после моего расставания с группой «Секрет» во мне проснулись наконец какие-то силы для того, чтобы начать сольную карьеру. Это было очень непросто сделать сразу. А эти шесть лет дали мне достаточное количество энергии для того, чтобы это произошло.
«Отца мне не хватает, конечно, это же он меня вырастил. Мама умерла рано, поэтому папа всегда был самым родным и близким человеком». Фото: Андрей Федечко
— Вы ни разу в жизни не пожалели о том, что ушли из «Секрета»? Это же было ваше решение?
— Просто в какой-то момент мы с ребятами разошлись в творческих устремлениях, мне хотелось одного, Коле Фоменко другого. Нас потянуло в разные стороны. И чем дальше, тем больше мы погружались во внутренние разногласия и дрязги и тем меньше работали. Жить в конфликте я не умею, никогда не умел и не хочу учиться. «Секрет» был прекрасным, редким цветком, но у каждого цветка есть срок жизни. Я присутствовал при зарождении и расцвете этого организма, и мне совсем не хотелось видеть его медленное и неизбежное увядание. Я пытался поговорить с ребятами, но они не понимали, о чем речь. Может, я и сам до конца не понимал, чего хочу конкретно, я был в смятении, но всем существом чувствовал— надо начинать все сначала и, может быть, совсем иначе.
— В чем именно вы и Фоменко не поняли друг друга?
— Мне хотелось больше заниматься музыкой, искать новые какие-то формы, уходить в сторону костюмированных шоу-программ. Знаете, у «Секрета» было очень хорошее качество: мы взяли модель ранних «Битлов», таких молодых сумасшедших бычков, и эта модель нам пришлась к лицу, она легла на органику нашего коллектива, на нашу индивидуальность. Но нельзя слишком долго существовать в одном и том же качестве, нужно уметь вовремя измениться. А вот это не получалось.
— Помните момент, когда у вас с Николаем начались разногласия?
Олег Янковский и Ирина Селезнева (первая жена Максима Леонидова) в фильме «Крейцерова соната». 1987 г.
Фото: LEGION-MEDIA
— Они имелись с самого начала, и это хорошо, потому что именно разногласия стали двигателем нашего общего дела. Без конкуренции ничего хорошего не бывает. У Маккартни с Ленноном тоже была конкуренция очень сильная. Вообще, когда у тебя есть рядом соперник, это не дает тебе почивать на лаврах. Помните, как у Вознесенского? «Ни славы и ни коровы, / Ни тяжкой короны земной — / Пошли мне, Господь, второго, / Чтоб вытянул петь со мной».
— Как вы с Фоменко познакомились?
— В институте (ЛГИТМиКе. — Прим. ред.), на лекции по какому-то ужасному предмету — кажется, по экономике. Коля поставил перед собой магнитофон и держал руку занесенной над кнопкой play. Он смотрел на часы, отсчитывая минуты до конца лекции. Одновременно со звонком включил музыку, и в аудитории началось веселье!
— А девчонок вы делили?
— Нет. Коля к этому моменту уже женился.
На премьере мономюзикла «Я оглянулся посмотреть». 2017 г. Фото: photoxpress.ru
— Вас называли «русскими битлами». Не было обидно, это все-таки определенная вторичность?
— Мне кажется, наоборот, предмет для гордости. Потому что кого вы еще назовете «русскими битлами»? Никого. А ведь многие пытались им подражать. Но как бы ты ни хотел кому-то подражать, если у тебя нет собственного лица, нет собственных хороших песен, ничего не получится.
— И еще ничего не получится без готовности упорно работать. Вы ведь очень много выступали…
— У нас иногда было по четыре концерта в день. И комаров кормили, и в 40-градусную жару жили без кондиционеров. Однажды приходим на гастролях в гостиничный номер, просим поменять нам белье. А горничная говорит: «Зачем? Вы всего неделю здесь живете! Мы так часто не меняем белье даже неграм!» Акак-то в Тюмени, тоже в гостинице, я попросил дополнительное одеяло. «Зачем вам?» — «Ну холодно». —«Кто вам сказал, что холодно?» — «Да я вам говорю, что холодно!» Рядом сидят здоровые мужики-лесорубы, все там у них как надо, водка, огурцы разложены, сами красные, в майках. Дежурная показала на них и говорит: «Ну вот посмотрите, мужчинам не холодно».
— Ваша активная гастрольная жизнь пришлась на лихие 90-е. Бандиты в зале бывали?
«Секрет» был прекрасным, редким цветком, но у каждого цветка есть срок жизни» Алексей Мурашов, Андрей Заблудовский, Максим Леонидов и Николай Фоменко.1987 г. Фото: риа новости
— К нам часто подходили плохо воспитанные молодые люди, которые позволяли себе лишнее. Мы быстро поняли, что от такого общения надо как можно скорее уходить, а то и убегать. Я человек темпераментный, но разумный. Когда имеешь дело с бандитами, свой темперамент лучше попридержать. Всякое случалось, и драки в том числе. Чаще всего такое происходило в ресторане после концерта. Люди подсаживались застолик и требовали с ними выпивать. Тогда я выпивал рюмку-другую, а потом уходил в туалет и не возвращался. Исчезнуть из виду было правильнее, чем открыто конфликтовать. Сейчас, к счастью, все гораздо спокойнее. Мы уже не в том возрасте, чтобы повторять «подвиги» юности. Попробовали бы мы, к примеру, поглощать спиртное в прежних дозах — это уже можно было бы считать самоубийством. Я не один такой, кто «успокоился». Много хороших артистов после 90-х не просто выжили, а стали только лучше. Борис Гребенщиков, например.
— Вы с Гребенщиковым дружите?
— По большому счету дружбой это назвать, наверное, нельзя, но мы довольно плотно приятельствовали в нулевых, потом наши пути несколько разошлись. Это нормально, что так случилось, — бывают моменты, когда люди друг другу очень интересны, и тогда жизнь их сводит на время. А потом все меняется. И это не значит, что они рассорились или стали друг другу противны, просто у них появились какие-то другие интересы. В том режиме, в котором мы с Борей общались раньше, сейчас уже не получилось бы. У меня новая семья, у него свои дела. Борис совершенно удивительный человек, подвижник, осуществляет важную миссию, ездит по разным русским городам, да и не только русским. А я сейчас больше занимаюсь театром. В какой-то момент понял, что это интересует меня ничуть не меньше, чем музыка. И не ошибся.
— Какие у вас проекты в театре?
— Это мюзикл «Мама-Кот», он идет в Театре эстрады имени Аркадия Райкина в Петербурге и в Театре имени Маяковского в Москве. «Растратчики», которые я написал для Московского театра мюзикла. «Девчонка на миллион» — ее поставили в Театре музыкальной комедии в Санкт-Петербурге. Сейчас готовлю новую постановку «Я ненавижу Гамлета», но о ней говорить пока рано. Ну и конечно, стоит упомянуть о моем мономюзикле в творческом пространстве «Ленинград Центра». Это такое шоу с видеоконтентом, балетом, артистами, оркестром. Шоу, о котором много лет назад я и мечтал. Спектакль поставлен по моей книге «Я оглянулся посмотреть». Она автобиографическая, я в ней рассказываю о детстве, о юношестве, о службе в армии — обо всем.
«В какой-то момент мы с ребятами разошлись в творческих устремлениях, мне хотелось одного, Коле Фоменко другого». 2014 г. Фото: риа новости
— Вы произносите слово «детство» с большой теплотой.
— Оно пахло Невой — потому что та часть Ленинграда, где мы жили, не закована в гранит. Хорошо помню запах лака, запах папиной работы в театре. И ароматы любимой столовой с говорящим названием «Темп»: быстро поел — и возвращайся к станку. Мы с папой часто ходили вместе обедать, брали бульон с «ежиками», котлеты и компот. Все это было очень вкусно.
— Скучаете по папе?
— Да. Отца мне не хватает, конечно, это же он меня вырастил. Мама умерла рано, поэтому папа всегда был самым родным и близким человеком. Ну а женщина, которую я тоже называю мамой, Ирина, воспитавшая меня, до сих пор жива, слава тебе, Господи.
— Максим, вы можете себе представить свою глубокую старость? Вот, например, вам 90. Какой вы?
«За будущей женой я ухаживал очень аккуратно, неторопливо, чтобы не спугнуть» С женой Александрой. Фото: Игорь Сахаров
— Я всю жизнь хочу какого-то созерцательного существования и покоя. Но, с другой стороны, черт, который во мне сидит, все равно заставит меня скакать по сцене, пока будут силы.
— Говорят, что вы человек довольно своенравный.
— Да, я иногда произвожу впечатление своенравного человека, но на самом деле я просто принципиальный в некоторых вещах. В профессии, например, не терплю дилетантства. Не выношу, когда к работе относятся формально, ведь я сам полностью отдаюсь ей. Люблю отвечать за конечный результат того, что делаю, и ни на кого не перекладываю ответственность. Поэтому не всем комфортно со мной.
— У вас нет и не было продюсера?
— Он мне не нужен. Любой продюсер, если он действительно продюсер, а не администратор, имеет собственное видение, каким должен быть продукт — если так цинично можно назвать то, чем мы занимаемся. А за многие годы работы я и сам научился точно знать, чего хочу. Я буду заниматься только тем, что интересно мне, а не тем, что интересно продюсеру. Ведь в итоге на экране, в Сети (раньше бы я сказал — на пластинке) буду я. Для зрителя или слушателя совершенно не имеет значения, кто отвечает за качество или кто писал песни. Все претензии он предъявит мне. Поэтому это просто вопрос ответственности, больше ничего.
— За что вы чувствуете самую большую ответственность?
— За семью. Свою жену Александру я впервые увидел, когда пришел на спектакль в Театр Ленсовета, и сразу все понял. Это была постановка «Фредерик, или Бульвар преступлений». Я пришел в театр с мамой, и, когда Саша вышла на сцену, я Ирине сказал: «Вот какая девушка прекрасная!» Сразу после спектакля я побежал с ней знакомиться. Конечно, не стал прорываться в гримерку с криками «О, моя богиня, я у ваших ног!» — этого не было. Но пошел за кулисы, она прошелестела мимо меня в каком-то пеньюаре, я сказал «Здравствуйте». На что она мне ответила: «Здравствуйте».
С сыном Леонидом и дочкой Марией
Фото: из личного архива Максима Леонидова
А потом я начал аккуратно, неторопливо ухаживать, чтобы не спугнуть. Предложение делал очень смешно. Сказал: «Саша, терпение мое иссякло, я спел тебе все песни, которые знал, и все брачные танцы станцевал. Все, пошли в спальню». В первый раз, когда я позвал будущую жену к себе переночевать, она посмотрела на одиноко стоящий посреди комнаты диван и сказала: «Как было бы хорошо, если б вокруг этого дивана бегали детишки». Другой бы спасался бегством, но я отнесся к этому правильно, понял, что это у нее спонтанно вырвалось, а не потому, что она хочет меня как-то охомутать. Мы стали жить вместе, у нас родилась дочка, и в какой-то момент я даже с некоторой претензией спросил: «А когда мы уже поженимся-то?» Теперь я отец двоих замечательных детей. Вот в этом и есть счастье.
Татьяна Пустынникова
Comments